Из книги Малколма Т. Шевана «Иай, искусство японского фехтования»

Меч, вероятно, не самый древний вид оружия Японии, но он был наиболее сложным и изощренным, и на протяжении нескольких столетий занимал центральное и наиболее важное место в боевой тренировке Буси. Ковка и металлообработка были уже известны японцам, по меньшей мере, за два века до нашей эры. Железные мечи были обнаружены в каменных склепах и дольменах, относящихся к периоду Кофун-Бунка (400 до н.э. — 700 н.э.), и они свидетельствуют о техническом и художественном прогрессе японской культуры того времени. Однако большинство историков сходится во мнении, что форма и стиль клинка, который мы называем «Ниппон-То», впервые появились где-то примерно в начале 8 века. Легендой их создание приписывается некоему кузнецу по имени Амакуни, жившему в провинции Ямато.

Ниппон-То называют душой Буси. Он являлся символом всего, что тот представлял, и не было ситуаций, когда Буси был бы без него: он жил с ним и умирал с ним. Кроме того, меч самым тесным образом связывал все его существо с вопросом жизни и смерти. Ему необходимо было выйти за рамки обычной концепции жизни и смерти, и это состояние сознания называлось «сэйсин о тёэцу». Именно эта внутренняя борьба вызвала изменение внутреннего отношения и дала мечу двойное назначение: внешнее — разрубить того, кто противостоит воле его владельца, и внутреннюю — разрубить Эго самого владельца, и тем самым дать ему возможность достичь духовного пробуждения. Таким образом, меч стал символизировать такие моральные качества, как Преданность, Самопожертвование, Честь, Искренность, Справедливость и Мужество.

Можно сказать, что исторически технология изготовления меча развивалась в совершенной гармонии с различными методами владения им, и таким образом Ниппон-То стал одним из прекраснейших произведений искусств, когда-либо создававшихся человеком, и был включен в высшей степени тщательно разработанную систему ведения боя, и тем самым объединил красоту и практическое применение. В применении меча можно выделить два основных раздела КЭНДЗЮЦУ и ИАЙДЗЮЦУ. И именно посредством изучения этих двух практик человек, вероятно, может лучше всего понять и оценить основной Дух Боевых Искусств.

Кэндзюцу — это метод обращения с мечом, когда он уже вытащен из ножен. Это то, что известно как собственно классическое фехтование. Именно этот аспект считался наиболее важным аспектом из двух, и именно на него делался основной упор при тренировке фехтовальщика. В ходе своей истории, Кэндзюцу называлось по-разному, в зависимости от веяний времени или от философской и политической предрасположенности той или иной школы. Его называли Хэйхо, Кэмпо, Тохо, Гэккэн, Хёдо, Тодзюцу, Татиути и так далее. Однако сегодня слово Кэндзюцу наиболее широко используется для обозначения искусства классического фехтования на мечах.

Иайдзюцу — искусство выхватывания меча из ножен и нанесения эффективного удара одним непрерывным движением. Благодаря быстроте, с которой человек мог нанести атаку, иайдзюцу заняло очень важное место в фехтовании, хотя и второстепенное по отношению к кэндзюцу. Развитие иай или батто-дзюцу обычно приписывают сегодня Хаясидзаки Дзинсукэ Сигэнобу, но тот факт, что он жил во второй половине 16 века и начале 17 века заставляет усомниться в том, что такое важное техническое преимущество было отрыто так поздно. Вернее будет заключить, что иай уже существовал в течение неопределенного периода времени до Хаясидзаки Дзинсукэ, и что оно развилось во взаимодействии с различными стилями кэндзюцу; и что именно Дзинсукэ стал его основным новатором, и его усилия в этой области сделали истинную ценность быстрого выхватывания меча более широко известной, чем когда-либо прежде.

ОТНОСИТЕЛЬНО ИАЙДО
Термин иайдо вошел в обиход только в 20 веке, и его практика стала считаться дисциплиной в своем праве среди других видов Будо. До этого времени для обозначения этой дисциплины наиболее часто употреблялись термины иай-дзюцу или батто-дзюцу. Однако между иайдо и иай-дзюцу есть существенное
Однако между иайдо и иай-дзюцу есть существенное отличие; в практике иай-дзюцу наиболее важным моментом было развитие боевой эффективности, в то время как в практике иай-до первичным является духовное и моральное развитие человека, а эффективность вторичной. Отакэ Рисукэ в своей книге о Тэнсин Сёдэн Катори Синто Рю так определял иай-дзюцу: «Иай-дзюцу — это искусство, предназначенное для убийства врага». Многие люди сегодня игнорируют это напоминание об истоках этого искусства и довольствуются выполнением красивых, но зачастую пустых «фигур»; кроме этого они занимаются самообманом, полагая, что то, что они воспроизводят и есть в точности упражнение, которое практиковали Буси старых времен (иллюзия, которую можно было бы назвать «Самурайским психозом»).

Оба эти обстоятельства порождаются недостатком опыта и понимания изучаемого боевого искусства.
И идея, что «Будо» прежде всего дисциплина «духовная», и имеет «более высокие» цели, чем «бу-дзюцу», и, следовательно, допускает (и даже поощряет) практическое неумение, является результатом не только неполного понимания, но даже намеренного заблуждения со стороны практикующего или учителя. Между Дзюцу и До нет никакого противоречия.
Дисциплина иай-до была введена теми людьми, которые понимали, что меч и искусство выхватывания меча, могут стать инструментами, при помощи которых человек может достичь духовного развития. Именно таким образом концепция «Сэйсин танрэн» (или в буквальном переводе «выковывание духа») представляет ситуацию, когда технические методы, требующиеся для достижения духовного просветления человека, могут быть, а могут и не быть такими же, как и те, что диктуются необходимостью боевой эффективности. Приобретение одного метода не гарантирует приобретения другого, но при этом одно не исключает другого. Поэтому ученик иайдо должен благодаря правильному пониманию объединить в себе эти, на первый взгляд, противоположные аспекты этого боевого искусства, как средства уничтожения противника, с одной стороны, и способа духовного развития, с другой.

Практическую основу и происхождение дисциплины нельзя не замечать, опускать или игнорировать, просто потому что человек решил, что путь к духовному развитию человека не может быть связан с «грубым» и решительным поведением, необходимым для уничтожения врага.